Всего 6882136
30 дней 74353
24 часа 2892


"Великий Карузо"

Из коллекции Муслима Магомаева.

"ВЕЛИКИЙ КАРУЗО"

Скачать.

 Дорогие Друзья! Эта видеозапись на сайте в настоящее время  отсутствует. Кто хочет посмотреть фильм, можно написать на адрес редактора сайта:

edward97@atnet.ru

Из книги Муслима Магомаева "Великий Ланца":

Два фильма, отшумевшие небывалым успехом, позади. Время разрабатывать новую тему. Контракт в действии, популярность новой голливудской кинозвезды вот-вот до­стигнет зенита. В судьбе Марио Ланца наступал звездный час. Появилась идея экранизировать какую-нибудь оперу. Никогда не надо забывать о том, что, оторванный от опер­ной сцены, Ланца везде и всюду искал повод приблизиться к неостывающей с годами надежде. Продюсеры студии „Метро-Голдвин-Майер" поначалу не столь уж зажглись этой идеей, которая во многом исходила от самого Ланца. В планы предприимчивых дельцов „МГМ" не входили кинооперы. Нужны были новые, броские и красивые, как бабочки, песни, незатейливый сюжет, любовная история с хэппи-эндом. Бизнес, взлетевший от успеха двух фильмов с уча­стием Ланца, как бы держал себя в руках, боясь оступиться и проиграть.

 

 

 
Слово взял   Луис Майер.   Его   предложение   прозвучало подобно грому. Нужно снимать фильм о Карузо. Такая мысль бродила по закоулкам студий не один год. Но была она по­добна бреду или, если сказать изящней, грезе. Жизнь вели­кого тенора так и просилась на экран. В ней было все: и необычная судьба, и любовь, и многие перипетии, небыва­лый взлет, коронация и скоротечность жизненного срока... Но только кто же возьмет на себя смелость и право вопло­тить на экране эту великую человеческую и творческую долю? Чей голос достоин „изображать" голос Карузо?!
 
Многие на „МГМ" холодно, а то и резко отрицательно отнеслись к кандидатуре Ланца, предложенной Майером. Это было странно и во многом непонятно. Поголовная слепота деловых людей к таланту и духовным возможностям Ланца „победить", „покорить" роль Карузо была просто поразительна. Похоже, нашего „тигра" (так на студии „МГМ" стали име­новать Марио Ланца - „киношники" вообще любят крепкую шутку и меткое слово) любыми средствами пытались упря­тать в „удобную обывательскую клетку". Впрочем, профес­сиональные завистники - это понятно. Издержки популяр­ности - само собой... Но даже те из „МГМ", кто явно видел в таланте Ланца бездну неистраченного, все равно продолжа­ли держать его в „ежовых рукавицах" и по мере возможности жалить в самое больное место. И все-таки „тигр" оставался на свободе, одних ввергая в восторг, других - в сети напря­жения, третьих - в болото злопыхательства, мелких и круп­ных интриг.
 
Увидел, поверил, загорелся идеей „Карузо" и был неот­ступен в этом Луис Майер. За его привычной к расчету натурой скрывалось инстинктивное чутье ко всему истинно талантливому и прекрасному.
 
И вот „раскол и битва" в прошлом. Победил мистер Майер. Это был его последний шанс. Он устал. Все-таки возраст... Уходить на покой хочется достойно. Фильм о вели­ком Карузо - это надежда на то, что именно так и случится.
 
Ланца, узнав о подробностях его утверждения на роль Карузо, признался мистеру Майеру:
- Я сделаю все, я превзойду себя, как никогда, чтобы приблизиться к святому для меня образу. О таком предло­жении я даже не смел и мечтать. Спасибо, мистер Майер, за такое   безграничное доверие.   Я   никогда   этого не   забуду!
 
Мистера Майера растрогало признание своего любимца. Он как никто верил в его успех. А для Ланца этот день был, пожалуй, самым замечательным в жизни. Он запомнит его как день триумфа в кинематографе. Слова Майера о том, что только он один, Марио Ланца, призван успешно справиться с этой ранее казавшейся непосильной задачей, стали пророческими. И по сей день никто не может повторить того, что удалось Ланца.
 
Работа началась.   Поставлена   она   была   широко.   Марио погрузился в чтение всевозможной литературы о „короле теноров", которая когда-либо выходила в мире. Он хотел знать каждый факт его жизни, вплоть до незначительных мелочей. А ведь он, казалось бы, уже знал о нем все. Но Марио вновь и вновь изучал черты характера и привычки певца, манеру говорить, его походку и жесты. Любовь к Карузо была союзницей в нелегкой работе Ланца. Бесконеч­но помогал и имитационный дар Марио: он до удивления точно копировал манеру пения многих своих коллег-певцов любого диапазона, в тонкостях воспроизводил особенности их речи и поведения. Частым развлечением Ланца было зво­нить по телефону и голосами Майера или Пастернака прика­зывать их подчиненным исполнить какую-нибудь чушь. За это на него не обижались.
 
Это был сон наяву. Ланца жил и дышал любимым обра­зом. Даже в быту он пытался не выходить из „великой роли": говорил „под Карузо", ходил по улицам в наряде своего кумира и даже, совершая иногда нелепые поступки, в качестве оправдания ссылался на авторитет Карузо: он делал   точно   так...
 
Во многом помогал и друг Ланца синьор Спадони, в прошлом концертмейстер Карузо. Черточки характера и привычки великого певца, подмеченные Спадони, тут же „прилипали" к Ланца, словно становились и его натурой. Все эти мелочи поражали зрителя своей подлинностью, достовер­ностью и убедительностью, особенно тех, кто видел или был знаком с Карузо. Но вряд ли кто знал, что именно тогда Марио впервые стал думать и о своей преждевременной смерти...
 
Режиссером фильма был назначен Ричард Торп. Это был талантливый человек. И все-таки Ланца подчас позво­лял себе оспаривать иные режиссерские решения. „Нет, не может такого быть, - настаивал Ланца. - Карузо не поступил бы таким образом". Уверенность Ланца Торпа убеждала. Он не осмеливался спорить со знатоком искусства вели­кого   тенора. Он сдавался.
 
- Что ж, тебе лучше знать. Ты у нас его лучший биограф-исследователь, - говорил   Торп   Ланца   с   мягкой   иронией уступчивости, но безо всякой игры или тем более насмешки. Марио в самом деле поражал всех познаниями о мире Карузо. Отношения главного исполнителя и режиссера были безупречными. Это делало трудную, во многом специ­фическую работу успешной, азартной, скорой.
 
И на этот раз Ланца пришлось изгонять из своего муче­нического тела „дьявола лишнего веса". Терри Робинсон был рядом. Иногда, повоевав с этой „худосочной девкой - дие­той", Марио посылал к черту ее капризы, все эти тюремные порции и отводил душу в сытной, простите за крепкое слово, жратве. „Тигр", взревев, валил свою клетку наземь и мчал по кулинарным джунглям, доказывая всем и вся, что он, конечно, чтит устав голливудского монастыря, но не настолько, чтобы изгнать из жизни удовольствие. Непредска­зуемость в поведении Ланца продолжала смущать окружаю­щих. Сам Марио часто позволял себе нарушать аскетичес­кие режимы, потому что чувствовал в себе запас прочности -и организма, и голоса, и самочувствия, и души.
 
Теперь у него превосходная форма - вокальная и внеш­няя. А главное, у него творческий настрой: он снимается в таком сказочном фильме, поет то, что пел его любимый Карузо, и живет на экране судьбой короля теноров.
 
Ланца хотел и в новой ленте видеть своей партнершей Кэтрин Грейсон. Но выбирал режиссер. Он не увидел в ней маленькой, кроткой и нежной Дороти, спутницы жизни великого тенора. На роль приглашена хрупкая и очарова­тельная Энн Блайт. Что ж, Голливуд - созвездие, „млечный путь" звезд. Есть из чего выбирать. Лучшее из лучших. В расчет идет слишком много соображений и претензий.
 
Но все-таки все внимание - главному герою. Именно ему, исполнителю роли Карузо, предстояло убедить сначала искушенного голливудского, а затем и прочего зрителя в том, что эта серьезная картина не станет скучной и не „отпугнет" массового зрителя. Луис Майер так и говорил Марио:
- Ты, мой дорогой мальчик, должен сделать все, чтобы развеять это дурацкое мнение. „Великого Карузо" должны принять сердца миллионов...
 
Марио уверенно кивал головой. Он лучше других пони­мал то, что имел в виду его шеф и наставник. Ланца чув­ствовал, что это не только его звездный час, но и пик судь­бы Луиса Майера, последняя сенсация, звонкая голливуд­ская отходная, венец тому, что этот киномагнат совершил в студии „МГМ".
Марио вышел из кабинета с горящими глазами. Майер вдохновил его. Терри Робинсон, увидев необычайно взвол­нованного друга, спросил:
 
-Что случилось, Марио?
- Терри... Знаешь, дружище, многие не любят его... – он показал рукой на массивную дверь кабинета босса. - Я считаю Майера гигантом. Когда он уйдет, мне его очень будет не хватать.
 
Фильм отснят за восемь недель -срок кратчайший даже по канонам Голливуда. Срывов у Марио в процессе съемок не было почти никаких. Не отменен ни один съе­мочный день, не возникла ни одна капризная сцена. Факт, говорящий о многом. Значит, можно и так. Значит, причины не только   во   „взбалмошной   кинозвезде".   Дьявол   в   душе Ланца уступил место ангелу: как никогда он добр, ласков с коллегами.
 
Но не это было главным. Чудо, как гроза, разразилось с премьерного экрана студии „МГМ". Голливуд взорвало успе­хом „Великого Карузо". Киномагнаты ошеломлены. Давно здесь такого не происходило. Подобного художественного и коммерческого успеха не мог предвидеть никто. Ланца дол­жен был выступать здесь, в „МГМ", перед зрителями на премьере. Тысячи поклонников ждали певца. Ланца не прие­хал. Никто не знал, почему. Говорили, что у него заболело горло... Похоже на то, что наш герой „перегорел". Напряже­ние скоротечных съемок, мучительное ожидание последнего кадра, итога, может быть, всей промелькнувшей, как и этот фильм, его жизни, выступление за несколько дней до выхо­да „Великого Карузо" на экраны в „Голливудской чаше", где его слава певца превзошла „невозможные размеры". Сло­вом, Ланца решил уединиться, пережить и понять: что произошло?
 
Для своих поклонников он послал чек на оплату премьерных билетов. У кинотеатра поднялся ропот разоча­рования. Публика жаждала увидеть кумира „живьем". Но когда погас в зале свет и начался фильм, огорчение исчез­ло: Ланца - Карузо, его игра и его голос взяли всех в плен.
 
Больше всего было удивления от поразительного сходст­ва Ланца с образом Карузо. Киномузыкальный мир прон­зило шоком: никто никогда не верил в такое. Образ велико­го певца считался недоступным для воплощения. Здесь две опасности: либо утрирование, либо примитив. Певческий и актерский талант Ланца убедил в другом: оказывается, можно иначе. Марио подтвердил свою миссию на земле в роли „наместника" великого Карузо. Эти, казалось бы, фантастические слова теперь обретали реальный смысл. Для миллионов людей Марио Ланца после выхода фильма стал зримым Энрико Карузо. Великим Карузо наяву.
 
И в наши дни картина „Великий Карузо" находится в золотом фонде „Метро-Голдвин-Майер", дав студии доход в 25 миллионов долларов. Фильм и сейчас нередко демон­стрируется в кинозалах и по телевидению США и Европы. Он выпущен огромным тиражом в видеозаписи. Я часто смотрю его. Годы не стерли художественной ценности этой картины,
несмотря на неточности в изложении биографии Карузо. Известно, что Марио Ланца перед началом съемок с негодованием говорил о выдумках в истории великого певца и сценаристу, и продюсеру. Но можно понять голливудских боссов, которые ставили своей целью создание в меру серьез­ной ленты и вместе с тем думали о вкусах широкого кино­зрителя. Бизнес все же превыше всего...
 
То, что для фильма не было написано ни одного шляге­ра, говорит о серьезных намерениях продюсера и музыкаль­ного руководителя. Ланца в фильме поет только сцены из опер, неаполитанские песни и романс композитора Хардело-та „Потому" (исполненный и Энрико Карузо). Но „шлягер" все же выявился совершенно стихийно... Композитор Арон-сон для одной из сцен фильма (где Энн Блайт - жена Карузо Дороти, -танцуя с мужем, неожиданно напевает песню) обработал старинный вальс „Над волнами". Музыка понра­вилась Ланца, и он напел ее на пластинку под названием „Прекраснейшая ночь года". Впоследствии этот диск вышел миллионным тиражом и стал для Марио Ланца „золотым диском" и одной из самых больших его удач. Но вернемся к нашей истории.
 
Здесь, пожалуй, важно поговорить о другом. С Ланца в картине пели первоклассные исполнители - солисты „Метро­политен-опера": Бланш Тебом, Ярмила Новотна, Дороти Кирстен, Джузеппе Вальденго, Джилберт Рассел... Их ансамбль - украшение музыкальной части фильма. В том, что Ланца окружила такая блистательная вокальная „оправа", была во многом заслуга дирижера Питера Германа Адлера, давнего знакомого Марио, которого Ланца и рекомендовал для работы в фильме о Карузо. Не все гладко складывалось у Марио со звездами „Мета". Внешне, в процессе съемок, все было, кажется, пристойно. „Метовцы" не могли не оценить высочайший дар их коллеги. С другой стороны, их отличало некое чванство, свойственное элите оперной сцены. Они смотрели на Ланца как на очень яркую кинозвезду с блестя­щими вокальными данными. Что касается оперы... Тут соли­сты „Метрополитен-опера" сразу становились амбициозными: дескать, по отношению к Ланца это еще вопрос. Часто сти­хийная и всепобеждающая сила таланта Ланца разбивала в пух и прах всяческий снобизм оперных певцов и они востор­женно и, надо полагать, искренне говорили Марио о том, что хорошо бы ему на этом фильме закончить кинокарьеру и перейти к главному призванию всей его жизни - опере.
 
Марио сердечно благодарил за дружеские пожелания, но отговорка оставалась прежней: он не готов для „Метрополи­тен", он еще молод,и у него все впереди. И вновь ссылался на опыт Карузо.
 
Среди многочисленных похвальных рецензий и статей о Ланца - Карузо были и такие, которые пытались высмеять актера, приписав ему „комплекс Карузо". Да, Ланца любил возвращаться в разговорах к излюбленной теме о Карузо; да, он продолжал и после съемок расхаживать в старомодном костюме легендарного певца, вращая тростью, модной в 20-х годах. Конечно, все это придавало ему эксцентричность. Но мало кто мог понять до конца душу Ланца. Ему просто не хотелось сразу мгновенно скинуть с себя этот приятный груз великой роли. Его по-детски увлеченная натура радовалась такому большому успеху. Ведь ему, простому парню из Филадельфии, с детства боготворящему Карузо, выпала честь первому сыграть в кино своего великого кумира. И главное, так успешно. Ланца всячески пытался продлить это счастье удачи. Многие этого не воспринимали. Нужно пони­мать большого артиста. Понимать и прощать, как прощают прихоти любимого ребенка...
 
В поведении Марио была еще одна важная черта арти­стической натуры. Та, что отличает великого артиста от ре­месленника этого цеха. Эта черта-искренность. Искрен­ность вообще одно из лучших качеств любого человека. И особенно это ценно в мире искусства, где истинные мысли и чувства, как бы по игровой инерции сцены, часто глубоко прячутся. На поверхности остается лишь искусная игра (игра в жизнь - худшая из человеческих игр), а значит - обман. Рано или поздно открываются забрала и срываются маски этих „вечных актеров".
 
Такие открытия приносят нам горечь разочарования.
 
Если скользить взглядом поверх облика Ланца, вряд ли поймешь его душу, несмотря на то что она всегда отлича­лась чрезмерной открытостью, граничащей с „божественной наивностью". А это оборачивалось против него, питало скандальную прессу, обожавшую неординарность, доведенную до пародии, гротеска, до фарса, до откровенной лжи. „Звезд нужно разоблачать" - вот девиз бульварной прессы. Повторю еще и еще раз: всю эту чепуху Ланца принимал близко к сердцу. Хотя, разумеется, он знал цену этому и хорошо понимал, что легенды низкого пошиба - всего лишь оборот­ная сторона славы. Но до конца своих дней так и не мог привыкнуть к досужим вымыслам.
 
Разговор на эту тему мы завели не случайно. Мало выпа­дает на долю знаменитостей обычной человеческой радости, тихого семейного уюта. Ланца еще не успел как следует прочувствовать успех „Великого Карузо", как сразу же его стали терзать толпы беззастенчивых почитателей, сонм завист­ников и „благожелателей", все эти газетные „удавчики, квакающие, как весенние жабы". Настроение Марио менялось. Искренняя радость вдруг уступала тягостной депрессии. И тогда он начинал увлекаться „стеклянной подругой". Тут же невольные ссоры с Бетти. Шум в доме, особенно плач ребен­ка, он совершенно не выносил... Ланца в панике покидал дом и как бродячий кот слонялся по чужим углам наедине с болью, разочарованием, одиночеством... А одиночество всемирно популярного артиста страшно. От него веет адом... Не дай-то Бог никому пережить такое... Когда неминуемо приходило чувство пустоты и раскаяния - Марио возвращался. Улыбка его была виноватой, усталые глаза печально-застенчивы. Он обнимал жену, детей, будто не видел их целую вечность... Теперь у Марио с Бетти появилась еще одна дочь. Она родилась 3 декабря 1950 года. В честь ба­бушки Марио ее назвали Элисой.
 
       
Rambler Top100 Рейтинг@Mail.ru