"Львиное сердце", "МК", январь 2001 года

«Московский комсомолец» 4-11 января 2001 года

Он сводил с ума десятки миллионов женщин, прикованных к телевизору, - номера праздничных концертов, «голубых огоньков» глотали быстро и скопом, чтобы разжевать до мельчайших деталей и подробностей то, что шло на закуску. А на закуску шёл – Магомаев.

В миллионах семей кричали одну фразу: «Быстрее бегите – Магомаев!» И страна на несколько минут замирала: «Люди мира на минуту встаньте!» Магомаев вобрал в себя всё, что было запрещено: и западную (враждебную) эстраду, и секс, которого не было, и донжуанство, которое так угадывалось во всём его сногсшибательном облике, и высокую моду, и запретный плод, и любовь к яркому мужчине, которому – слова Богу! – женам не нужно было скрывать…

В общем, всё недоступное советским людям. Популярность его была бешеной. Его жизнь – тайна за семью печатями. Больше знали про членов Политбюро, чем про Магомаева. По нему сходили с ума и теряли сознание мириады поклонниц. А он – живая легенда XX века, только теперь раскрывает свои чарты и карты. Мы открываем Магомаева заново. И только в «МК»…

- Своим воспитанием Вы обязаны дяде. Расскажите про отца.

- От меня лет до десяти скрывали, боясь травмировать, что отец погиб на войне. Он работал театральным художником, любил попеть, сам себе аккомпанировал на рояле. Голос у него был, мне говорили, задушевный. Жизнелюб, умел и потанцевать, и по- жуировать с красавицами. Мог из-за женщины подраться. Человек мужественный, он буквально ринулся на фронт. Дядя Джамал тогда занимался оборонной промышленностью. И отец сказал ему: «Ты работаешь для фронта. А мне что – декорации расписывать?» И ушел на фронт добровольцем. Письма отца с фронта полны любви к отечеству. Погиб он в Германии, его могила сейчас на территории Польши.

- У Вашей матушки-актрисы тоже, вероятно непростой характер?

- Зовут мою маму Айшет Ахмедовна. Ее отец – турок. Матушка – наполовину адыгейка, наполовину русская. Красивая театральная актриса Кинжалова – это моя мама. Я очень боялся, что мне достанется ее курносый нос. На ночь свой нос я платком завязывал, прижимал, чтоб он выпрямился. После гибели отца мама вернулась в Майкоп в драмтеатр, где они с отцом поженились когда-то…

Мамой всегда владела охота к перемене мест, она рвалась к новому. Не раз бывала в Москве на артистической бирже. К нам в Баку появлялась неожиданно и исчезала внезапно. Сейчас мама живёт в Мурманске.

- Вам крупно повезло: вас направили в Ла Скала на стажировку…

- Тогда это делалось по обмену. Итальянские балерины стажировались у нас в Большом, а наши певцы – в Италии в течении сезона. Там у нас были прекрасные педагоги по разучиванию оперных партий и по постановке голоса.

- С голосом – все более- менее известно. Хочу спросить про другое: в Италии перед Вами открылось столько соблазнов. Что больше всего искушало?

- Пластинки! Марио Ланца, Джильи, Ди Стефано, Гобби, Бекки… При возвращении в Москву Володя Атлантов помог мне перевезти здоровенную сумку с пластинками.

- Красивые итальянки дурманили голову? Хотелось ведь любви и нежности?

- Мы же были «совьетико»! Мы не могли позволить себе романы. Обязательно об этом стало бы известно в Союзе. К тому же у нас был просто доносчик. Но мы его так и не распознали. Обо всем, что с нами случалось, тут же докладывалось. Однажды у нас произошло ЧП. Напились мы с Володей Атлантовым до чертиков на вилле коммуниста- миллионера. Угостил нас итальянец собственным «кьянти» из подвала, Какое удовольствие пить такое вино! Бокал за бокалом. Шло легко. Мы не считали, сколько было выпито. С чего-то решили выяснить, кто из нас сильнее. Слово за слово – схватились. Я разбил ему очки и синяк под глаз поставил. Володя расквасил мне губу. Обменялись тумаками и ушли отсыпаться. К ужину мы пришли, как ни в чем ни бывало. Но наш вид шокировал хозяев, начались расспросы. А мы толком ничего объяснить не смогли. Потом выпили коньячку с чаем, стало нам совсем хорошо. Неприятности начались на следующий день. «Наш человек» из посольства хотел знать все. Ему почему-то пришло в голову, а не подмешали ли нам чего-то в вино? Слава Богу, с этим человеком я приятельствовал. Обошлось.

- А сколько Вы вообще могли тогда выпить водки?

- На спор мы могли выпить полтора литра. Или три бутылки коньяка. Мы были в расцвете сил. Печень работала на всю мощь.

- Надеюсь, такую прорву водяры вы выпивали не за один присест?

- Мы могли и весь день просидеть. Не то, что сейчас. Помню, в Одессе, накануне спектакля «Тоска» сидели мы с ребятами до трех ночи и пили. Меня спрашивали: « Как же ты будешь завтра петь?» А я отшучивался: «А у меня партия низкая – Скарпиа. Чем ниже голос будет звучать, тем лучше». И ведь пел я на следующий день. Это сейчас перед ответственным выступлением за неделю сажусь на диету, стараюсь не есть, чтобы нормально себя чувствовать в смокинге. Если смокинг покажется тесным, это выведет меня из себя.

- Сколько у Вас сейчас смокингов?

- Три черных, два белых – сколько угодно. Но часто обхожусь без него на каких-то презентациях, на юбилейных вечерах, когда мне приходится садиться за рояль - аккомпанировать себе. Смокинг будет стеснять.

- Вам завидовали Ваши товарищи?

- Представьте, за границу вместе прилетели пять несчастных одиноких советских певцов. Естественно, Магомаев был, как бельмо на глазу: мои товарищи плохо воспринимали звонки ко мне из Москвы, какие-то незапланированные встречи с людьми.

- Ну так и хочется такому товарищу дать!...

- Да не люблю я ни драться, ни ссориться. Вот с Атлантовым мы дружили по-настоящему, ходили везде парой.

- А не могли про Вас подумать, что Вы поменяли свои цвета?

- Да все наши знали, что у меня и у Атлантова на родине женщин достаточно.

- А где была ваша первая увлеченность - жена Офелия?

- Офелии уже не было. Я встречался с другой девушкой, с которой потом тоже расстался.

- Ваша первая любовь к Офелии вполне в шекспировском духе: втайне от родителей обручились и поженились.

- Что тут сказать? (вздыхает) Мальчик 18-ти лет впервые воспылал к женщине… Первая реакция моя – надо жениться… Сейчас мне об этом своей легкомыслии и говорить смешно. Я благодарен тем временам – что наш недолгий брак, он длился всего один год, подарил нам дочку. У меня очень хорошая дочь – за что Офелии большое спасибо. А про то, что я претерпел в той семье, и вспоминать не хочу, чтобы не травмировать свою дочку Марину.

- Вы уходили из семьи Офелии, когда Марина уже появилась на свет?

- Жить мне стало совсем невмоготу. Меня стали заставлять где-то зарабатывать деньги. А я знал одно: мне надо петь в оперном театре. Пусть в маленьком. А от меня ждали, что я уйду в какой-то коллектив, где больше платят. Но самое невыносимое – вечные причитания: «Из тебя не выйдет хорошего мужа».

- Марина на Вас похожа?

- На всех: и на меня, и на Офелию, и на тетушек. Сестры Офелии были красивыми девушками. Марина сейчас живет в Америке, вышла замуж. Если бы она жила со мной…

Впрочем, как она могла жить со мной, ведь я очень долго вел скитальческую жизнь? Да и с ребенком на руках я был бы не свободен в творческой жизни.Так сложилось – Марина не стала музыкантом. Семья уговорила девочку пойти на геофак, а ведь Марина с отличием закончила музыкальную школу. Она прекрасная пианистка, отлично читает с листа. Я убеждал дочь бросить свою географию, идти в консерваторию. Выступала бы со мной на концертах, аккомпанировала.

- Кто ее муж?

- Александр Козловский, певец, сын моего друга Геннадия Козловского, с которым мы написали две песни. Потом друг уехал в Америку с семьей. К сожалению, он уже умер. Алик – очень хороший парень. Сначала они с Мариной долго общались по телефону, каждый день он звонил ей в Баку, а закончилось всё свадьбой. Марина же унаследовала мой характер, по-женски его заострила. Получилось, увы, похлеще моего.

- О Вашем успехе у женщин ходили легенды. И вдруг хорошая весть: Магомаев с Синявской поженились.

- Зато какое количество поклонниц я сразу потерял!

- Вы, коварный сердцеед, отобрали Тамару у ее первого мужа?

- Что значит – отобрал? Мы же не сразу поженились. Она уехала в Италию, я продолжал свою холостую мужскую жизнь – известно, какую. В отличии от иных своих коллег не описываю свои лирические приключения. У меня были женщины известные и неизвестные. Я пытался забыть Тамару. А как можно забыть? Только новое увлечение залечивает рану. Наконец она приехала. Однажды мы встретились во Дворце съездов: «привет!» – «привет!» Кончилось тем, что вышли мы вместе и заглянули в ресторан.

Какое-то время спустя Тамара наконец развелась со своим мужем. Но на решающий шаг мы долго не отважились. Нас поторопил наш друг Салахов. Замечательный художник прекрасно сыграл роль свахи. Сидели мы за столом у меня в гостинице. Таир обнял нас с Тамарой и произнес свои благословляющие слова: «Ну что вы ходите-бродите, время тянете? Что еще испытывать? Дайте-ка ваши паспорта…» Ему все удалось, потому что я тогда находился в хорошем настроении. Тамара была великолепна: с каким-то игривым жестом она сказала: «А почему бы и нет? Возьми паспорт». (Муслим пересыпает свой рассказ взрывами смеха.) Не случись этого «сводничества», мы с Тамарой, вероятно, еще бы тянули, ссорились бы и мирились.

- Сколько лет вашему союзу?

- 25 исполнилось. Мы оба вспыльчивы. Можете себе представить, чтобы моя жена была математиком или химиком с колбами на кухне? Взрывала бы их там каждый день. Или была бы у меня шахматистка с клетчатой доской во всю стену… Я даже балерину не представляю в нашей квартире. На пуантах, часами у какой-нибудь трубы –бр-р… Моей женой могла стать либо пианистка, либо певица. Скрипку я тоже не потерпел бы. Скрипку я обожаю, когда играет мастер. Представляю, как она пиликала бы мне в уши.

- Помимо музыки, что укрепляет вашу семью?

- Мы с Тамарой идем друг другу навстречу. Иначе развелись бы давно. Я ни от чего не отказался в главном. - Как же Вы расстались со своими мужскими компаниями? - По природе я – не тусовщик. Даже в мужские компании не хожу без Тамары. Если деловая встреча у азербайджанского посла (я ведь советник посольства), тогда посол говорит мне: « Ты приходи без Тамары – у нас будет мальчишник». Приду, посижу часик или полтора и ухожу домой. Каждое 10 мая посол устраивает большой прием для военачальников, служивших когда-то в Баку. Бывает человек 80, без жен. Я прихожу с Тамарой, договорившись с женой посла и ещё с кем-то из близких людей, чтоб нашим женщинам не было скучно.

- А военным не обидно, что их жены не приглашены?

- Да редко кто из мужчин на такие мероприятия, где можно выпить, любит ходить с женами. (Смех Муслима поистине застольный, может завести всю компанию.)

- Ваши дамы приходят на прием в длинных вечерних одеждах?

- Тамара только на сцену надевает длинные платья. На всякие вечеринки одевается скромненько, но со вкусом. Я вообще никогда не замечаю на женщине одежды.

- Сквозь платье все видите?

- Вижу ее лицо. И бриллиантами меня не возьмешь на прицел. Интересно другое: что она говорит и как себя держит. Иногда Тамара спрашивает меня дома: «Ты видел, какие бриллианты на той, что сидела рядом с…? – «Нет», - говорю. Но если женщина одета безвкусно и при этом увешена бриллиантами- замечу сразу.

- Вы дарите дорогие украшения Тамаре?

- У нее достаточно украшений, которые остались от моей бабушки, от нашей семьи. Тамара не любит их носить – имеет дорогую бижутерию. Как-то из Америки привез ей красивую бижутерию, заплатив больше тысячи долларов.

- Вы капризно выбираете одежду для себя?

- Когда мы едем, скажем, в Германию, мне достаточно одного дня, чтобы приодеться: в одном магазине примериваю и беру сразу 5-6 пиджаков – костюмы не люблю. Несколько брюк, галстуки, сорочки. Тамара обходит все магазины. Когда же идет за покупками со мной, у нас получается быстрее. Умею внушить: «Вот это ты должна носить». Она возражает: «Ты что? Дорого! За такую сумму…» - «Я покупаю. Тебе это подходит». Что я ей когда-то порекомендовал купить, она носит до сих пор. Элегантно. Красиво.

- А куда делся красивый ковер, подаренный Вам иранским шахом?

- По- моему, мы недавно отдали его в чистку. Или на даче? Нет, все-таки в чистке.

- Дача далеко?

- Рядом с Николиной горой. Все лето там жили. Постарались сделать все на свой вкус. К многоэтажности не стремились – дача должна быть ближе к земле. Время идет. Мы постареем. По лестницам подниматься неохота - построили себе довольно широкий дом на одном уровне. Забыл уж, сколько там комнат… (считает вслух). Пять с половиной. Когда видишь многоэтажные особняки новых русских, невольно думаешь: «Что – у него семья в сто человек?» Вот придут коммунисты и все отберут под детские дома (по- мефистофельски посмеивается с сарказмом). На нашей даче все есть для работы и музыки.

- Ваши отношения с землёй?

- Очень трогательные. Это лето мы посвятили озеленению. Газонов не люблю. К сожалению, с деревьями нам не повезло. В прошлом году почти половина из них померзла. Есть ёлки. Одна – в центре участка. Наша новогодняя, живая. У нас на даче живёт хороший человек – охраняет и помогает. Собирается заняться помидорами и огурцами.

- Я не заметила, чтобы Вы сказали о ком-то резкое слово. Это принцип?

- Знаете, я прочитал очень много мемуаров. Некоторое я откладывал навсегда, прочитав первые 50 страниц. Не могу читать, когда мешают с грязью бывших сослуживцев, знакомых. Когда я стал писать собственные воспоминания, то принципиально не стал язвить и злословить по адресу бывших друзей. Да пусть мою книгу «Любовь моя – мелодия» не стали б расхватывать, пусть продали бы десять экземпляров. Но я все равно не развеселю читателей, не измажу в ней никого дегтем сарказма.

Наталья Дардыкина

---

СПАСИБО нашему доброму Другу - Наталье, которая разыскала и сохранила этот номер газеты!